Былички и поверья о полуднице. Часть 3.

БЫЛИЧКИ И ПОВЕРЬЯ О ПОЛУДНИЦЕ. ЧАСТЬ 2.
Информатор подчеркнула, что о полудницах у них много рассказывают, вместе с тем образ полудницы в ее информации настолько утерял свои доминантные черты, что она сообщила, что полудницы зимой бывают на проруби и при виде человека бросаются в воду. В данном случае можно не столько говорить о близости образа полудницы к образу русалки, сколько о том, что и те, и другие, очевидно, в силу забвения старых поверий обозначаются одним и тем же именем и легко заменяют друг друга.

Отдельными чертами, в частности распущенными волосами, образ полудницы совпадает с представлениями о ведьме, которая «может, вылетев в трубу, лететь в поле, там с распущенными волосами она вершит в самую полночь с чертями и прочей нечистью разные свои дела и делишки». Все эти информации говорят о том, что имя полудницы механически прикрепляется к женским мифологическим персонажам, причем в информациях не сохраняются такие ее существенные черты, как связь с полем и с полднем.
Подобная размытость первоначального мифологического солярного образа особенно характерна для записей последних лет, т. е. для информаций, которые явно спровоцированы вопросом собирателя. Сбивчивость, скомканность современных рассказов о полуднице объясняется тем, что они активно не живут в устном репертуаре и их с трудом вспоминают для записи, в угоду собирателям старательно восстанавливают в памяти рассказы, слышанные в детстве от стариков.

Рассказы эти взамен мифологической интерпретации приобретают «исторические», рационально объяснимые черты: полудниц связывают с древней чудью, беглыми ссыльными и каторжанами. Вместе с тем ряд черт образа полудницы (женский пол, связь с полем, с огородом, враждебность к детям, распущенные волосы) сохраняется и в этих поздних версиях, что дает нам право связывать их с древней мифологической традицией.
Наиболее близки из числа записей последних лет к старым поверьям и рассказам о полуднице тексты, записанные в 1970 г. на р. Пипеге Г. Я. Симиной. Например: «Преже-то ходили полудницы; щокотом защекотя(т) до смерти, татонька все рассказывал. До полудня они ничего не сделают, а с полдня с пожни уходить домой. Как жнут рожь, так полудницы-то сидят, скокоркаются все, руки-ноги эк вот складут. Теперь полудницы стали куда-то деваться, давно уже их нету. Тата в глаза-то не видывал их, а старухи-то жнут, так видали».
В информациях, записанных студентами МГУ в том же году в Холмогорском районе, уже утеряна такая существенная черта полудниц, как ее связь с полднем. Информаторы считают, что полудницы ходили по ночам, от них закрывали ставни. Вспоминают, что полудницы ходили в поле, щекотали свои жертвы. Однако, «если кто в поле работает, того по трогали». При этом все информаторы ссылаются на слышанные ими рассказы стариков, подчеркивают, что видели полудницу очень давно («Это еще в первом веке было»), пытаются в ответ иа расспросы собирателей рационалистически объяснить появление полудниц: «Здесь много ссыльных было. Может, они выходили». Или же: «Сказывали, что полудницы — это чудь, когда стали их новгородцы угонять, на Пипеге они и появились».
Такой же характер носят записи, сделанные студентами МГУ в 1971 г. в Пинежском районе. В одной из них о полуднице говорится как о женщине, жившей в древние времена: «Полудница людей горбушей косила. Умница, хитрая женщина. Полудница лежит до двенадцати часов, потом идет людей косить. В двенадцать часов все убегают домой. Она была женщина с длинными волосами, в годы пращура жила. Окошки в то время были маленькими, со ставнями. В полночь, у кого не были закрыты ставни, полудница разбивала стекла, а если кого встречала на улице, косила его. Зимой ее нету, а летом в кустах лежит. У них и одежда прежняя, домотканная. Их дикарями звали, к ним никто не ходил, кроме писарей и судей. Это рассказывал один старик Семей. Его родители помнили полудницу».
В рассказах о полуднице, записанных в последние годы студентами Иркутского университета, в образе полудницы подчеркивается черта, отмеченная еще С. Гуляевым: ею, пугали ребят, чтобы они не лазили в огород. Все информаторы в один голос уверяли собирателей, что слышали эти рассказы в раннем детстве от дедов и бабушек. Вспоминали они эти рассказы, несомненно, в ответ на целенаправленный вопрос собирателя: «Не-е, ничё не знаю о полудницах об этих... Ими же раньше детей пугали. Если там ее не слушают, вот и говорят: «Полудница придет». Будто девки такие ходили и детей таскали. Это вот детей пугали раньше. Только это все неправда, все неправда! Не верьте, девчонки!»
В поздней сибирской традиции в облаке полудницы твердо сохраняется образ, отмоченный еще С. Гуляевым— образ страшной взлохмаченной старухи, сторожащей огороды: «Полудница — она в огороде сидит. Сначала малышка. черпая, как кошка. А потом растет, растет — и до самого неба. А волосы-то длинные, целые. Если пойдешь в огород, она тебя схватит. Это мама моя сказывала, еще когда я девчонкой была, ну годов восьми» .
То же и в другой записи: «Мне еще в детстве бабушка все говорила: «Не рви редиску одна. Если пойдешь без меня, тебя полудница поймат!» Я говорю: «Но и чё будет? А на кого она похожа?» А она: «На ведьму, на старуху» - Описывала ее внешность, что у нее ни зубов, ничего нет, древняя старуха».
Обыкновение пугать ребят «полудницами», что бы они не лазили в огород и не рвали зелень, сохранилось и по сей день во многих селах Читинской области, несмотря на то что представления о полуднице и ее функциях, как правило, самые смутные: «Ну вот, чтобы горох поспелить, а ребятишки ведь тащат ого, сладко ведь... Дак вот, чтобы их напугать, ложат шубу туды ко грядке, что дескать вот полудница-та, а что такое полудница, я и теперь не представляю».
Крайне характерен для современного бытования поверий о полуднице, переставших быть поверьями, рассказ А. К. Колегова 1896 г. р. о том, как он пугал полудницей своего внука: «Полудницей, знаете, детишек у нас пугали. Если по до времечка (или не созрело чё там: горох, огурцы) — вот их пугали. Девочек, мальчиков — озорников этих. «Не ходите! Во-он там, в огороде-то полудница!» — «Да как полудница?» — «А во-он, вон! Смотрите!» — Они ложно оттуда и бегут, ребятишки. Боятся полудницы... А полудница — это что-то сверхъестественное, страшно как-то. Не шибко злая, но озорников наказывала, которые преждевременно рвут овощи. А вид у нее, стало быть, под вид бабы-яги. Как баба-яга страшна! Я Сережку напугал. Он, значит, все в огород лезет, внук-от. Ну, рвет, рвет... А мне и потом моя жена говорит: «Сережка вот в огород, в огород. Справу с ним никакого нету». А я потом дожжевой плащ взял, выворотил, шапку каку-то стару надел, взял палку толсту. И вот она поднесла его к воротцам-то: «Вон там полудница». А я оттуда вышел, старый-то пес. Дак ить он аж затрясся. Она мне тожио кричит: «Брось все это. Напугали парнишку-то». Я и бросил. И с тех пор покаялся пужать ребятишек».

Э. В. Померанцева. МЕЖЭТНИЧЕСКАЯ ОБЩНОСТЬ ПОВЕРИЙ И БЫЛИЧЕК О ПОЛУДНИЦЕ.