Действия нечистой силы, направленные на человека, группируются по двум основным разделам:

О том, что подобные представления существовали и в славянском язычестве, говорит уже этимологическое родство слов змея и земля, показывающее, что это пресмыкающееся было связано с Матерью Сырой Землей. Слово змея является общеславянским: укр. змш, змш, др.-русск. змии, род. п. змия, болг. змия, змей, сербохорв. змща, змгу, род. змгуа, словен. zmija, zmaj, род. п. zmaja, чеш. zmije «гадюка; змея, ехидна», слвц. zmija наряду с чеш. zmek «дракон», польск. zmija, zmij «змей, змея», в.-луж., н.-луж. zmija). Лингвисты считают, что оно образовано от слова земля и табуистически обозначало «земной, ползающий по земле», сопоставляя его по принципу образования с алб. dhemje, dhemize «гусеница» при dheh «земля». Отразились эти представления и в вышивке: «Змеевидный орнамент... — змеиный узор встречается в сольвычегодекой вышивке головных уборов.

Очевидно, что многообразные семантические связи мотивирующего и мотивируемого требуют специального изучения и применения особых методов реконструкции. Надо признать, что чаще всего при формировании мотивационного бинома основная семантическая нагрузка приходится на категорию признака, свойства, качества (какого-либо предмета, явления, действия и т. п.), ибо в символическом «языке» культуры именно признак обладает чрезвычайно высоким семиотическим потенциалом. Например, если для отпугивания нечистой силы в разных локальных традициях у ворот выставляли топор либо косу, серп, нож, - то очевидно, что функция оберега строится на свойствах ‘острый, режущий, металлический’; если при приближении грозы из дома выбрасывали кочергу, ухват, помело, хлебную лопату, - то в качестве главного объединяющего признака здесь выступает принадлежность этих вещей к ‘печным атрибутам’.

Огненная река занимает важное место в древнерусских космологических представлениях, согласно которым земля покоится на “воде высокой”, вода, в свою очередь, — на камне, который держат четыре золотых кита, находящихся в огненной реке, и т. д. (в конечном же итоге в основе мироздания оказывается мировое дерево: “дуб железный”, который “на силе Божией стоит”), см.: Н. Тихонравов, 1863, II, с. 443; Веселовский, 1889, с. 44; ср. также: Щапов, I, с. 104, 111. При этом космологический кит, пребывающий в огненной реке, может, со своей стороны, ассоциироваться со Змеем. Так, в одном из космологических сочинений сообщается, что “в огненном море или в огненной реке живет плутоническое или вулканическое чудовище — великорыбие, огнеродный кит или змий елеафам; кит этот, хотя и пребывает в море океане, но из уст его исходят ,,громы пламенного огня", далеко вылетающие, „яко стрелено дело", из ноздрей его выходит дух, яко ветр бурный, -который „раздымает огнь геенский". Этот-то кит, на котором основана будто бы земля и который сам держится огненною рекою, по народным сказаниям и разрушит мир: если он задвижется, заколеблется, то потечет река огненная и настанет конец мира” (Щапов, I, с. 111).

У южных славян широко известны поверья, согласно которым судьбу ребенка после его рождения определяют суденицы или усуд. У сербов в Хорватии зафиксировано поверье о существовании двух усудов под именами Урис и Пилат. Урис стоит возле пня ели и спрашивает Пилата, находящегося в лесу, какую долю определить ребенку. Тогда Пилат «отпиливает», то есть отрубает эту долю.

У балканских славян существует ряд названий черта, которые понимаются как личные имена: Сатанаило, Сатаило, Саграило, Саграиљ, Сатанац, Луцифер, Луципер, Лучифер; Деница, Амат, Белзебуб, Веелзевул, Зерзевул, Асмодей, Азмодео, Мамон, Маймун, Али Каторис, Примус, Матич, Маркай, Гасперл, Волменос, Шандор, Анцика, Самуило, Топал-баша, Муса, Даба.

В Ярославской губ. лешего зовут Володька (Успенский 1982: 87); в Олонецкой и Костромской губ. — Мусаил (там же). Согласно олонецкому поверью, повелитель всех лесных духов, которому можно жаловаться на его подданных, зовется Мусайла лес. В поучениях христианских проповедников, направленных против языческих обрядов, которые совершаются во время праздника Ивана Купалы, осуждается бесовское поведение людей, а в одном русском памятнике Купала именуется Купала-бес (Соколова 1979: 228).

Согласно народным верованиям, сохранившимся в архаических этнокультурных традициях, в пень, как и в колоду, чурбан, бревно, перемещается древесный дух, покинувший срубленное дерево. Этот дух может объявиться в жилище на правах «домовой хозяйки», о былом происхождении которой напоминают ее наименования: «отрубленный пень, кормящий и воспитывающий бог», «богиня срезанного отрубка», «содержащая корень дома», и пр. [14; 15]. Подобные представления служат одной из предпосылок формирования в фольклорно-мифологической традиции мотива происхождения героя. Так, согласно сказке, старуха нашла сосновый чурбан и, воротясь домой, положила его на печь, топившуюся по-черному. Вдруг она услышала, что чурбан кричит: «Матушка, дымно!». Подойдя к печи, старуха обнаружила: «Был чурбан, а стал мальчик». Из него вырос Сосна-богатырь [16]. Природные стихии: дерево (чурбан)+огонь (топящаяся печь) - осмысляются как материал, из которого герой происходит [17].

Восточнославянские легенды о дуалистическом миротворении. Часть 4.

Предпосылки возникновения дуализма, одно из проявлений которого мы видим в рассматриваемых легендах и в дуалистических мифах, находят в особенностях человеческой психики, в первичном опыте ориентации в пространстве. Дуализм определяют как основной принцип мышления первобытного человека и как на его социальный и культурно-исторический контекст указывают на дуальную организацию общества, делившую племя на две части с последующими двучленными подразделениями. Поставленная А.Н. Веселовским задача была успешно разрешена исследованиями А.М. Золотарева, почти на десять лет опередившими некоторые выводы К. Леви-Стросса, и убедительно доказавшими, что истоки древних космогонических мифов дуалистического характера восходят к сказаниям, сложившимся в родовом обществе, и связаны с дуальной его организацией.

Восточнославянские легенды о дуалистическом миротворении. Часть 2.
Связь устных космогонических легенд именно с апокрифами была несомненной: "Если какие-нибудь схожие представления и были свойственны давнишнему, быть может исконному, народно-религиозному сознанию, то в целом, в том виде, как они подслушаны у народных рассказчиков, они составляют переживания христианских сказаний, распространившихся в совершенно своеобразных условиях. Занесшая их к нам книжность чужда... официальному христианству... <...> Книжного источника этих легенд надо уже исключительно искать в апокрифах, в так называемых "отреченных книгах", однако споры вызывало происхождение самих апокрифических сказаний о миротворении. М. Драгоманов, Н. Коробка полагали, что это апокрифическое сказание русского происхождения, сложилось оно, как уточнял Н. Коробка (не приводя, впрочем, подробного обоснования), в Северо-Восточной Руси.


Бог творит сушу и человека из песка, поднятого со дна моря Сатаной, малорусская колядка, которая рассказывает о сотворении мира из песка и камня, поднятых со дна моря двумя голубями, и сходные с ними легенды о миротворении других славянских народов (болгар, сербов), а также неславянских этносов, проживающих в пределах России (карел, финнов, зырян, вотяков (удмуртов), мордвы, черемис (марийцев), вогул (манси), хантов, остяков (ненцев), алтайцев и др.), не раз в прошлом привлекали внимание исследователей - собирателей фольклора и историков древнерусской письменности. Круг проблем, занимавших при этом ученых, имел своим центром вопрос о происхождении легенд: откуда взялись заключенные в них дуалистические воззрения, образы Бога, Сатаны, птицы, творящей мир посредством ныряния; являлись ли образы и представления, отразившиеся в легендах, исконно присущими воззрениям русского народа или были привнесены, заимствованы извне, если второе, то откуда и какими путями?

Исследователи мифологической школы считали эти легенды исконно славянскими, видели в них следы древнего славянского мифа о Белбоге и Чернобоге 1 и, давая им мифологическое объяснение, связывали их происхождение с дохристианскими временами. Так А.Н. Афанасьев высказывал мнение, что "эти любопытные сказания... раскрывают перед нами один из древнейших мифов. На великий подвиг создания мира выступают две стихийные силы: светлая и темная - бог и дьявол. <...> ...безбрежное море, где встречаются мифические соперники, есть беспредельное небо... И бог, и дьявол носятся по этому небесному морю, сидя в ладье, т.е. в облаке... или плавают по нем в виде двух гоголей белого и черного: эпитеты, стоящие в связи с дуалистическим верованием в начала света и тьмы, добра и зла = Белбога и Чернобога.