Славянская мифология. Демонологический мотив "русалки сушатся". Часть 2.

Представления о том, что спрятанные в земле клады в определенные календарные праздники выходят на поверхность, выдавая себя слабым свечением либо горящим пламенем, достаточно широко представлены как в западноевропейской, так и в славянской мифологии. Но терминология этого явления, основанная на глаголах «сушиться/ пересушиваться», встречается преимущественно в восточнославянской (частично в западнославянской) традиции. Так, по сообщению Н.М. Гальковского, в Смоленской губ. Купальская ночь считалась полной чудес: в эту ночь якобы цветет папоротник и клады «выходят из земли на просушку»15.

Построить походную сауну не слишком сложно. Она очень хорошо держит тепло, в ней светло, просторно, и париться здесь приятнее, чем в давно известной туристам парилке из обычной палатки, а за многолетний опыт эксплуатации банька показала себя с наилучшей стороны.

Чтобы сделать такую сауну, купите в спортивном магазине два полиэтиленовых тента для палаток размером 3х5 м, скроите полотнище из ткани размером около 1,5х3 м, а также подберите веревки для стыковки элементов каркаса. Ну а валуны для печи и жерди - будущий каркас - подыскиваются на месте.

В комплексе белорусских и украинских поверий о русалках встречается слабо выраженный (т.е. представленный незначительным количеством текстовых воплощений) мотив, мифологический смысл которого остается малопонятным. Он соотносится с кругом представлений о том, что русалки, появляясь в весенне-летний период на земле, в определенные дни на Троицкой неделе «сушатся», «пересушиваются», после чего возвращаются на «свои места»: уходят обратно в воду, в могилу, на тот свет. При этом признак «сухой» переносится и на сами эти дни. По полесским данным, «сухими» называются такие дни, когда запрещено работать в поле и огороде, чтобы не спровоцировать засуху. К ним относятся чаще всего среда после Пасхи (или на четвертой неделе после Пасхи), а также среда после Троицы и четверг на Троицкой неделе (реже — на Светлой неделе), который называется Русалкин день, Русалкина Пасха, Русалчин Великдень'.

Тема Воды нашла широкое отражение в фольклоре славян. Фольклор отражает национальную специфику языка, его самобытность, богатый исторический опыт народа.

В семасиологии пословицы и поговорки, как и другие изречения данного жанра, рассматриваются как знаки определенных ситуаций или определенных отношений. Эту точку зрения оспаривает В.П. Аникин, подчеркивая, что в пословице заключен особый смысл не тождественный речевому смыслу, у пословицы есть свое содержание, в том числе и художественное [1, с. 265].
Некоторые из паремий, утративших первоначальный смысл, связаны с древними заговорами, обычаями, оберегами и обрядами, устаревшими в наше время. Стихия воды участвует во всех календарных и семейных обрядах, связанных с идеей рождения, смерти и возрождения.
Роль Воды как прогнозирующей стихии нашла отражение в крылатой фразе «Дом-полная чаша», которая связана с древним обрядом построения дома. Перед строительством дома восточные славяне наливали в ведро 9 стаканов воды и смотрели наутро: если воды стало меньше, то выбор места считался удачным.
Это же выражение связывают и с обычаем, вносить в новый дом полные ведра воды, как символ богатства, здоровья, удачи [6, с. 146].

Издавна смерть человека ассоциируется с разрушением дома или его наиболее важных частей: «Внезапное разрушение матицы предвещало смерть хозяину, а печи - хозяйке» (7. С.90). Одной из примет к смерти был сон, в котором присутствовал образ разрушенного дома. Кроме того, смерть предвещал сон, в котором снилось строительство нового дома. Представления, которые легли в основу этого поверья, многозначны; одно из них основано на тождестве «новый дом» = «гроб». Кроме того, у русских, как и у многих народов мира, существовало поверье, что строительство нового дома влечет за собой смерть его хозяина или строителя. А все потому, что человек, строя дом, как бы создавал своего двойника и передавал ему часть собственных жизненных сил, что вело к укорочению его века - отпущенного срока жизни. Для избежания этого необходимо было приносить «строительную жертву».

Вся человеческая жизнь построена по принципу взаимосвязанных миров. Эти миры многочисленны, каждый из них обладает особым содержанием. Они могут быть изолированы или находиться на пересечении, отличаться друг от друга или быть похожими. В своей совокупности они образуют картины жизни человека. Но в этом множестве Дом занимает центральную позицию.

По мнению немецкого философа и культуролога Георга Зиммеля, Дом - это часть жизни и вместе с тем особый способ соединять, отражать, формировать всю жизнь. Свершение этого является великим культурным деянием женщины.(6.С.324.) Именно в этом он видит главное предназначение женщины, ее весомый вклад в развитие объективной и реальной культуры. Усилиями женщин создается Дом как защита и поддержка, как среда обитания и развития новых поколений, как основа интимных и близких отношений любви, дружбы, гостеприимства, домашнего очага и отдыха, развлечения и досуга. Здесь, наконец-то полностью реализуется женская сущность, создавая по собственному проекту то, что выражает представления о комфорте, уюте, благоустройстве и порядке.
Более того, Зиммель сравнивает Дом с произведением культуры, в котором запечатлены способности, интересы, чувства и интеллект женщины.

Разные специалисты, т. е. люди, умеющие делать то, чего не умеет делать большинство жителей деревни, тоже выделяются на фоне остального сообщества и часто осознаются как колдуны. Зафиксировано в пермских мифологических текстах (правда с ироничным оттенком) и само слово специалист: [Вы не подозреваете, кто вам посадил пошибку?] ... У нас специалист тут в деревне есть вот сейчас (Вер.). Есть колдуны, они не перевелись. Сейчас даже делают зубы, заболят если. Рожу напускают. Есть такие специалисты, но редко стало (Советна Сукс.).

В словаре представлены типичные для текстов Русского Севера существительные, обозначающие профессионалов:
коновал, конюх: У нас в той-то стороне Сретенской колдуны были. Их коновалами там звали (Субботино Ильин.). Ещё мне года не было, я лежала при смерти. Мама говорит, я только смотрела душу [проверяла, дышит или нет. - И.Р.] у меня. И зашёл, говорит, коновал. Зашёл, ведь не видел, только зашёл, сразу на западёнку сел и говорит: «Водись, водись, молодушка, девочка живучая. Двадцати пяти лет она из мёртвых оживёт» (Бондюг Черд.). Знающих, коновалов, в этих местах нету (Вторые Ключики Орд.). Степан от конюх, дак он уж колдун был. Бывало, спортит человека, дак вот уж тот заболеет, не к добру (Касиб Сол.). Алексей конюхом был. Он слова знал присушивать и разводить. Не надо - дак разведёт, дак будешь как медведь с медведицей жить. А не любит - дак присушит (Касиб Сол.);

До сих пор жители деревни транслируют в языковом материале представления о колдунах и знахарях как людях, отличающихся от типичных представителей деревенского социума какими-либо чертами внешности, своей национальной, конфессиональной принадлежностью, владением профессиональными знаниями и умениями и т. п. Любое существенное отличие, выделяющее человека традиционной культуры на общем социальном фоне, отмечается народным сознанием и переводит этого человека в ряд «не своих», «чужих». Таким людям приписываются демонические свойства, их считают колдунами.

«Бинарное противопоставление “свой - чужой” является одной из базовых семантических оппозиций в народной культуре... Оппозиция “свой - чужой” в приложении к социуму осмысляется через разноуровневые связи человека: кровно-родственные и семейные (свой/чужой род, семья), этнические (свой/чужой народ, нация), языковые (родной/чужой язык, диалект), конфессиональные (своя/чужая вера), социальные (свое/чужое сообщество, сословие). Признаки “чужести” могли приобретать и члены “своего” коллектива (семьи, общины)» [Белова 2006: 28-29].
1. Физические недостатки или особенности некоторых людей из «своего» сообщества часто выступают маркером «чужого», даже демонического, и дают основание для осознания их деревенским сообществом как потенциально опасных: Кроме того, есть еще одна причина, позволяющая народному сознанию относить таких людей к колдунам.

Устные рассказы о сотворении первого человека (около 80 записей) могут быть поделены на две группы: записи одной содержат монотеистическую версию творения человека, близкую библейской (1), записи другой — дуалистические (2). (1) В текстах первой группы, достаточно многочисленной (около 30 записей), рассказывается о том, как Бог сотворил тело первого человека из земли и оживил его, а потом из ребра первого мужчины сотворил первую женщину — Еву. Этот рассказ дополняется обычно некоторыми апокрифическими, фольклорными подробностями, которые не меняют его монотеистического характера, например, о сотворении Евы из “недогрызка” — ребра Адама, украденного собакой, но недогрызенного ею; о творении женщины из собачьего или чертова хвоста; о сотворении первой женщины из цветов; о том, что тела Адама и Евы были вылеплены Богом сначала из теста, но, оставленные сушиться, были съедены собакой, после чего Бог вылепил их вторично, но уже из глины. Как уже было сказано, сюжеты данной группы имеют библейское происхождение.

Как уже отмечалось выше, в сюжетах, касающихся козней “Черного бога”, очень велик поздний христианский пласт. Однако и здесь можно выделить несколько архаичных мотивов.

1. Фольклорный мотив поочередного творения реалий мира “Белым богом” и “Черным богом” перекликается с текстом иранской “Авесты”. В первой главе книги “Видевдат” повествуется о том, как Ахура-Мазда творит “лучшие страны”, но Анхра-Манью в противовес этому создает различные бедствия и грехи.

2. Сюжет о творении ангелов и демонов перекликается с архаическим мотивом творения путем удара. Битье в традиционной культуре является ритуальным магическим действием, имеющим продуцирующую функцию.

3. Мотив противоборства “Белого бога” и “Черного бога” перекликается с так называемым основным мифом индоевропейцев, повествующим о противоборстве бога-Громовержца и его противника. В.С. Кузнецова отмечает, что некоторые версии дуалистических легенд о миротворении, включающие в себя мотив противоборства “Творцов”, “восходят к мотивам мифа о свержении Громовержцем своего противника. Здесь мы находим то же замещение дохристианских образов христианскими, какое наблюдали на примере сюжета о сотворении суши, восходящем к мифу о ныряющей птице, Богу, отождествляемому с древним Громовержцем, богом грозы Перуном, противостоит Сатана, замещающий типологически более древний образ Змея - противника Громовержца. В более поздние времена Бог передает свои функции аллоперсонажам - громовнику Илье, архангелу Гавриилу”.