Знаки в славянских гаданиях.

3 сентября 2016

К числу текстов с интерпретирующей функцией, безусловно, принадлежат гадательные ритуалы, для которых характерна техника кодирования смыслов, то есть намеренное иносказательное «упрятывание» прямого значения сути предсказания в некую метафорическую форму. Прогностические тексты, как известно, имеют устойчивую двоичную структуру, ядром которой служит, с одной стороны, символический образ (формальная часть), а с другой - его толкование с точки зрения судьбоносных для человека грядущих событий (содержательная часть). Важнейшим конституирующим при¬знаком гаданий и других прогностических текстов (снотолкований, примет), таким образом, является содержащаяся в них зашифрованная информация о будущем, которую надо еще суметь правильно расшифровать.

Логической основой при построении гадательного текста служит универсальный механизм категоризации явлений окружающего мира путем сравнения разных его фрагментов, например: «брошенные в реку и плавающие на поверхности воды венки прогнозируют девушкам замужество, а утонувшие на дно - девичество или смерть» (имеет место противопоставление верха как позитивного прогноза и низа - как негативного символа); «если число внесенных в дом поленьев окажется четным - это сулит свадьбу, а если нечетным - девичество» (оппозиция чет/нечет расшифровывается как прогноз «быть в паре» или «остаться без пары»). При этом подразумевается, что образная часть текста содержит некий скрытый «вопрос», а толковательная часть - «ответ», и соположение двух сравниваемых элементов создает условия для порождения метафоры. Например, образ «горящей свечи» и в гаданиях, и в снотолкованиях, и в приметах - это устойчивый позитивный знак со значением продления жизни, а «потухшей» - предвестие смерти.

Образная система прогностических знаков в акциональных гаданиях, таким образом, чаще всего строится на основе предметной символики жребиев, определенных пространственных ориентиров, либо получаемых извне звуковых сигналов, а также на числовой символике или образах отражений в гладкой поверхности и т. п. Но для изучения текстов-интерпретантов особый интерес представляют такие гадательные ритуалы, в которых в качестве прогностического знака выступают не предметно-акустические реалии окружающего мира, а фольклорные тексты - как это наблюдается в гаданиях с подблюдными песнями. Дело в том, что при фиксации русских подблюдных песен, включенных в ритуал святочных коллективных гаданий по жребию, собиратели всегда записывают и текст толковательных формулировок, данных исполнителем по поводу каждой песни. Например, одним из самых популярных в цикле подблюдных песен выступает мотив «отъезда из дома» (и его варианты: «готовность к отъезду», «поездка в дальний путь» и т. п.). В том случае, если песня достается молодым участникам гаданий, он толкуется как предвестие «дальней дороги» или «предстоящей свадьбы» (для толкования актуализируется символика перехода из одного социального статуса в другой), если же песня предназначается для стариков, этот мотив осмысляется как предвестие «болезни и смерти» (актуализируется символика перехода в иной мир). Сравним, например, текст северно-русской подблюдной песни: «За воротами кони заворочены стоят, сесть в сани, поехать вскачь, уехать - не приехать» и текст ее толкования, сформулированный исполнительницей песни: «молодому - уехать; старому - неважная, помереть...». То же самое наблюдается и по отношению к другим вариантам подблюдных песен с аналогичным мотивом: «Саночки-самокаточки, сесть да уехать, домой не приехать» [«плохая, к плохому; ну-ко, дома не бывать!»]; «Лодочка от одного берега отстала, а ко другому не пристала» [«к разлуке, к дороге»]; «За воротами кони заворочены стоят, куда поглядят - туда и побежат» [«песня хорошая: вроде, за невестой как поедет»]. Соответственно, отсутствие движения в песенных мотивах, выраженных в форме словосочетаний «сидеть, еще посидеть», «лежать, еще полежать», «ждать не дождаться» и т. п., - это устойчивый символ безбрачия и стародевства: «Я на пече сижу, заплатки плачу, еще посижу, еще поплачу» [«к девичеству»]; «На лёжаночке лёжу, толокняночки бажу. Я ишшо полёжу, да ишшо побажу!» [«Так эта худаа писня. Ну, ак всё ранше говорили, шо: “У-уй, девка, на лёжаночке лёжишь, дак худо!”»]; «За столами сижу, сарафаны крою. Я ищо посижу, я ищо покрою» [«эта не выйдет замуж»].
Выделенные курсивом комментарии, объясняющие смысл песенных мотивов, - это и есть аутентичные (записанные из уст исполнителей) тексты-интерпретанты. Они отражают фольклорно-мифологическую картину мира и позволяют исследователям заглянуть в труднодоступную для внешнего наблюдателя сферу народного сознания и миропонимания, поскольку подобные комментарии представляют собой рефлексии носителей традиции по поводу тех или иных песенных метафор. При попытках интерпретации фольклорных образов как прогностических знаков использовались разные толковательные модели. Решающую роль при этом могли иметь: семантика отдельных слов и устойчивых выражений, соотносимых с позитивной или негативной оценкой (одной век вековать, на паперти стоять, гоголем ходить, злато-серебро загребать); многозначность одного и того же символа, трактуемого то со знаком «плюс», то со знаком «минус» (вода, огонь, золото, птица на вершине дерева); упоминание в песне реалий родильного, свадебного или похоронного обрядов; общепринятые в языке и культуре противопоставленные поэтические образы, например: «свежий - заплесневелый хлеб»,«цветущая - увядшая ветка», «полная - пустая квашня», «новая - старая одежда», «своя - чужая сторона», «охотник с добычей - охотник без добычи» и т. п. Со всей очевидностью можно констатировать, что на интерпретирующую часть текста-прогноза дополнительно накладывается система оценки (хороший / плохой прогноз), с помощью которой раскрывается положительное или негативное значение песенного мотива.

Л. Н. Виноградова. Тексты народной культуры, наделенные интерпретирующей функцией (мотивировки ритуального поведения, толкования гаданий и снов, мифологическая трактовка знаковых событий).

Поделиться: