ДУБ В СЛАВЯНСКОЙ НАРОДНОЙ МЕДИЦИНЕ И ПРОФИЛАКТИЧЕСКОЙ МАГИИ. ЧАСТЬ 1.

14 августа 2016

В языке, традиционной культуре и фольклоре отдельные свойства самого дерева и его древесины приобретают символический смысл и формируют фольклорные коннотации дуба. В частности, такие природные свойства дуба, как твердость и долговечность, демонстрируют ассоциативный переход от растительного мира к социальной сфере и мотивируют появление в фольклоре и верованиях целого ряда семантически родственных переносных значений [Пазынин 2005: 14]. В результате такого перехода в рамках концепта «дуб» развивается значение ‘здоровый/крепкий’, которое связывается с представлением о физическом здоровье и долголетии — двух ценностных категориях, актуальных для человека физического. Это значение активно разрабатывается на языковом уровне — в паремиях и устойчивых выражениях, см. рус. «За один раз дуба не свалишь» (пословица), бел. «будзь здароу як дуб», «жадаю вам долг, шчасця, здароуля, як у зя- лёнага дуба...» [Гура 2012: 601] (благопожелания), пол. «b^dz zdrow jak d^b», «mocny/silny jak d^b» [Nowakowska 2005: 185-186], укр. «прездоровий, як дубовий пеньок», «кршкий, як дуб» [Дикарев 1903: 7] (формулы сравнения) и т. п.

Естественно, что ассоциативное значение ‘здоровый’ стало основой множества магических процедур, обращенных к крепости и силе дуба и посвященных укреплению здоровья и его профилактике, причем в том числе вне непосредственной связи с болезнями, эпидемиями и другими уже случившимися несчастьями. Дуб, например, активно «эксплуатируется» ритуалами, которые были приурочены к началу жизни человека. На Черниговщине женщины во время крестин купали ребенка, после чего повитуха выливала воду на дубовый кол, чтобы дитя «здоровее росло, як колок дубовий» [Шсш з родин 2013: 106]. Крепость и стойкость дуба символически проецировалась также и на ребенка, только что вставшего на ноги, что отражает славянская лексика, см. серб. дубак ‘ходунки для ребенка’, от серб. дубати ‘стоять прямо, торчать’; ср. рус. рязан. дуба стоять ‘стоять на ножках (о маленьких детях)’ [Словарь современного русского народного говора...1969: 154], рус. диал. дубки дубом, дубкам, дубя и другие слова со значением ‘на ногах, прямо, стоймя’ [Псковский областной словарь. 1967, 9: 28-30; Словарь русских говоров Карелии. 1994-2005, 2: 9 и др.], новосибир. «Стоять дубком, дубок стоять. Встать, подняться на ножки. Стоит дубком ребенок. Потом стал переступать, ходить стал, дубок стоять» [Словарь русских народных говоров 1965-, 8: 239] и т. д.

Применение дуба в других магических практиках, в том числе в инициальных ритуалах начала года, преследовало цель распространить крепость дерева не только на людей, но и на все окружающее человека культурное пространство. Македонцы говорили, что «дубицата на]здрава» (дуб самый крепкий), поэтому украшали ветками дуба хозяйственные постройки, а также оставляли его в колодце, полагая, что в этом случае вода в колодце будет «здрава» [Вражиновски 2006: 130]. Обходники в окрестностях Кракова разносили под Новый год по домам «подлазнички» — дубовые ветки от так называемого глухого дуба (Quercus sessiliflora), которые, даже высохнув, не сбрасывали листьев на зиму,— это делалось для того, «чтобы люди были такими же сильными, как этот листочек, который, хоть и высох, но с ветки не осыпался» [Karwicka 1978: 59]. В рамках значения «здоровый/крепкий» дуб демонстрирует сочетаемость с другими растительными символами, для которых характерны те же ассоциации, и прежде всего — с кизилом как деревом здоровья и крепости у южных славян. Например, у сербов Косова, хозяйка — ради здоровья домочадцев — «разрисовывала» новогодний хлеб с помощью пучка веточек дуба (цера) и кизила [Vukanovic 1986: 374].
Природные свойства дуба и обусловленные ими этнокультурные и фольклорные ассоциации объясняют широкое обращение к этому дереву и в самой народной медицине. Сербы Заечара считали, например, что болезнь надо переносить именно на дуб (хотя это и святое дерево), поскольку дуб излечит любой недуг, а грех осквернения болезнью святого дерева позже можно и отмолить, зажигая под ним свечи и принося дубу деньги в качестве жертвы [ЖивковиЬ, РомелиЬ 1997: 291].
Вообще, если судить по описаниям из разных славянских регионов, «хождение к дубу» за здоровьем было довольно распространенной лечебно-магической процедурой, хоть и не оформленной ни структурно, ни терминологически. Наверное, одним из самых ранних свидетельств тому является фрагмент из болгарского списка Жития преподобного Феодосия Тырновского — православного святого, известного деятеля болгарской церкви XIV в. (житие было опубликовано О. Бодянским по поздней переводной рукописи, вероятно, конца XVIII в.). В житии речь идет о борьбе преподобного Феодосия с ересями в Болгарии. В этой связи там сообщается, как некий монах по имени Феодорит, пришедший из Константинополя в Тырново, прельщал многих своим «чародеянием и волхованием» и, в частности, «покланАти бо СА поYчахY ДYбY нiкоемY, и w негш исцклеше пр'шмати» [поучал поклоняться некоему дубу и от него исцеление при¬нимать] [Житие. 1860: е].
Материалы более позднего времени существенно расширяют представление о такого рода магических ритуалах. И первое, что бросается в глаза при более тщательном знакомстве с ними, — это то, что значительная их часть посвящена исцелению детей, в частности от плача и крика. Жители Скопской Црной Горы в Македонии верили, что старые дубы могут быть полезны для детей, ослабевших от сильного плача, и потому трижды обносили или обводили детей вокруг такого дерева [Трифуноски 1975: 133]. На Украине при «криксах» детей тоже носили к дубу: «Я сына годовала, а вин малэньки быу плохэй, вин вэльми крычэл, то тут жэншына была, то позовэм ту жэншыну, и вона бэрэ того хлопца и до дуба гэтого нэсэ... — рассказывали в Полесье. — То бывало, вона нэсэ ёго до гэтого дуба да й ходить кругом гэтого дуба, шось вона прымоуляе, мае быть, и крохэ поспокойнэе на яких пару дэнь, то мабуть вона якую-нибудь прымоуку знала до того дуба» [Полесский архив.] (Нобель Заречнянского р-на Ровенской обл.). Возможно, подобная ритуальная практика в той или иной мере преломилась в украинских заговорах от детской бессонницы. Напомним, что некоторые из них обращены к дубу, а также к лесу и лесным мифическим существам, которым предлагают породниться и обменять крик человеческого ребенка на сон ребенка мифологического персонажа или даже дерева: «Дубе, дубе! Посватаемось и побратаемось. У мене сын, а у тебе дочка, дарую я твош дочци крыклывыци и плаксывици денни, ношни и полуношни, а нам пошлы, Господы, сон из усих чотырех сторон» [Бабенко 1905: 140, Екатеринославская губ.].

Т. А. АГАПКИНА. ДУБ В СЛАВЯНСКОЙ НАРОДНОЙ МЕДИЦИНЕ И ПРОФИЛАКТИЧЕСКОЙ МАГИИ.

Поделиться: