Ряженье в славянской традиции.

12 августа 2016

Еще можно встретить людей, для которых участие в традиционном ряженье - часть их прошлой жизни. Держалась эта традиция повсеместно - пусть и с разной сохранностью - примерно до середины 30-х годов нашего века, а затем началось ее уничтожение. Рассказы последних ее очевидцев вместе с десятками более ранних свидетельств создают как бы два разных образа ряженья. В одних случаях это всего лишь «потешное развлечение с переодеваньем» - «своего рода деревенский бал-маскарад». В других - бесовское и кощунственное действо, в котором подчеркнуто все нечистое, от чего затем надлежит очиститься и что может обернуться тяжким наказанием (известны и былинки о домах, бесследно провалившихся вместе с теми, кто слишком усердно скакал, плясал, предавался шумным и греховным потехам).

Обрядовое ряженье встречается у многих народов. Оно известно в нескольких формах, каждая из которых так или иначе сопряжена с мотивом страшного мира. Одну из них (она характерна и для русской традиции) отличает связь с двумя особыми сторонами обрядовой культуры — игровой и смеховой.


Ряженье - это всегда внешнее преображение. Меняя свой облик («облик человеческий пременяюще»), сменяя лик на личину, «харю», «чертову рожу», ряженый стремится обычно к полной неузнаваемости. И это, как правило, удается ему с помощью набора стандартных средств. В его арсенале переодевание (в особом ходу у ряженых шкуры мехом наружу и всевозможное рванье) и традиционные приемы маскировки. Кроме того, он использует ряд поведенческих «масок» вроде особой пластики и особой дикции (тут и специфическая хореография, и страшные, как бы нечеловеческие, движения без слов, и, наоборот, противоестественно громкие реплики).


Ряженье в целом - из числа универсальных компонентов обрядового поведения, но по функции и по смысловой нагрузке в ритуале ряженье ряженью - рознь. Одно дело, когда ряженый словно играет в прятки с миром потустороннего. Здесь оно выступает как своего рода обрядовый «громоотвод», и его легко уподобить оберегу или заговорной формуле. Оно не просто безопасно - оно спасительно: к нему и прибегают в надежде направить опасную силу мимо цели, по ложному следу. Иное дело - игровая культура, где любой воображаемый персонаж как бы на виду у всех воплощается в ряженом. Ряженый и представляет такого героя «во плоти», действуя в его обличье и от его имени. Эту культуру то отождествляют с театральной, то определяют целиком как народно-смеховую. Но она до конца не вмещается ни в одни, ни в другие рамки: это и не театр, и не карнавал - это обряд, существующий в игровых формах и во многом связанный с традицией ритуального смеха.


Окрута, пугалашки, страшкй, кудеса - вот часть собирательных имен, которыми пользуются в народе для обозначения ряженых. Есть среди местных имен и такие, как шулйконы, харюши, халява, фофанцы, хухольники (большинство из них перекликаются с обрядовой и мифологической лексикой). Окрутники сбивались в ватаги - разной численности, почти всегда шумные («...берут сковороды, ухваты, кочерги, и стон стоит над деревней» ) и, как правило, неоднородные по составу масок. Они участвовали в святочном обходе дворов, в масленичном шествии, в русальской и купальской обрядности; было им место и в «сценарии» свадебного действа.


Среди них немало универсальных типов ряженья (это «цыгане», «старики» и «старухи», «женщины-мужчины» и «мужчины-женщины»); кроме того, каждый праздник имел еще и своих «героев».

Л. Ивлева. РЯЖЕНЫЙ АНТИМИР.

Поделиться: