Объединению Николы и Волоса должна была способствовать связь с водой. Необходимо подчеркнуть при этом, что Никола, как и Волос, в первую очередь связан с земными водами, а не с небесными (дождем). Связь Волоса с водой уясняется вообще уже из исходного мифа о поединке Бога Грозы со Змеем: после победы Бога Грозы над своим противником “появляется вода (идет дождь);. Змей скрывается в земных водах” (Иванов и Топоров, 1974, с. 5). Таким образом, Волос в принципе обитает в Земных, водах, а небесные воды исходят от Перуна; однако Волос провоцирует дождь, исходящий с неба, и, таким образом, опосредствованно также оказывается с ним связанным. Ср. широко распространенное представление о волосе или волосатике (мифическом черве, олицетворяющем болезнь), который живет в. воде; иногда говорится при этом о конском волосе. Словом волосатик может обозначаться и непосредственно водяной, так же как и леший (СРНГ, V, с. 57—58; Макаров, 1846—1848, с. 47),. ср. также Кум Гребень как наименование водяного (Инбер, 1954, с. 54—55);

Не менее очевидно объединение Николы и Велеса в их функции покровителя земледелия, что выражается прежде всего в особом обряде завивания “Миколиной бородки” (см. описание этого обряда: Макаренко, 1913, с. 80, 110; К. Завойко, 1917, с. 16— 17; Логиновский, 1902, с. 197; Герасимов, 1900, с. 133; Зобнин, 1894, с. 56; Громыко, 1975, с. 92; Терновская, 1977, с. 98, 99, 108). Есть основания полагать, что “Миколина борода” означает то же самое, что и “Волосова борода” (см. об обычае “завивать бородку” Волосу: Иванов и Топоров, 1974, с. 63; Терновская, 1977, с. 108). Это наглядно видно в следующем описании данного обряда, относящемся к Череповецкому уезду Новгородской губернии: “Когда выжнутся, оставляют на поле небольшой кустик колосьев и говорят одной жнее: „Ты верти бороду Волосу, или Велесу, другояко скажут".

У южных славян широко известны поверья, согласно которым судьбу ребенка после его рождения определяют суденицы или усуд. У сербов в Хорватии зафиксировано поверье о существовании двух усудов под именами Урис и Пилат. Урис стоит возле пня ели и спрашивает Пилата, находящегося в лесу, какую долю определить ребенку. Тогда Пилат «отпиливает», то есть отрубает эту долю.

У балканских славян существует ряд названий черта, которые понимаются как личные имена: Сатанаило, Сатаило, Саграило, Саграиљ, Сатанац, Луцифер, Луципер, Лучифер; Деница, Амат, Белзебуб, Веелзевул, Зерзевул, Асмодей, Азмодео, Мамон, Маймун, Али Каторис, Примус, Матич, Маркай, Гасперл, Волменос, Шандор, Анцика, Самуило, Топал-баша, Муса, Даба.

В Ярославской губ. лешего зовут Володька (Успенский 1982: 87); в Олонецкой и Костромской губ. — Мусаил (там же). Согласно олонецкому поверью, повелитель всех лесных духов, которому можно жаловаться на его подданных, зовется Мусайла лес. В поучениях христианских проповедников, направленных против языческих обрядов, которые совершаются во время праздника Ивана Купалы, осуждается бесовское поведение людей, а в одном русском памятнике Купала именуется Купала-бес (Соколова 1979: 228).

НИКОЛА И МЕДВЕЖИЙ КУЛЬТ: СВЯЗЬ С ВОЛОСОМ И ШЕРСТЬЮ. ЧАСТЬ 2.

Особенно показательны обрядовые песни в жатвенном обряде, где медведь и Никола выступают в совершенно аналогичном контексте: молодица жнет, к ней приходит медведь или Никола и хочет забрать у нее ребенка; жница выкупает у него дитя, жертвуя ему корову:

А малодачка жыта жала,
Пад мяжою дзiця клала.
Прыйшоу к ей мядзведзiку:
— Маладая малодачка,
Вазьму тваё дзiцятачка.
— Он ты, сiвы мядзведзiку,
Пабяжы у дубровачку,
Пабяжы у дубровачку,
Вазьмi маю каровачку:
Чорная, бязрогая —
То то мая дарованая,
Чорная падласая —
То то мая пасажная.

(Жнивные песни, 1974, с. 96, № 39, ср. с. 96—98, № 39а—39г)
Навокала балоцейка,
Там жала малодачка
3 маленькiм дзiцятачкам.
Iшоу Мiколачка,
Забрау яе дзiцятачка
— А мой жа ты, Мiколачка,
Аддай мае дзiцятачка.
А пайдзi у дубровачку,
Вазьмi маю каровачку.
Каровачку падласую,
Маю пасажоную.

(Жнивные песни, 1974, с. 99, № 39е)

Следует специально подчеркнуть, что медведь, как и Никола, повсеместно выступает в функции покровителя скота (см., например: Зеленин, 1914—1916, с. 163, 751; Зернова, 1932, с. 40—41; Шереметева, 1930,с. 64—65; Веселовский, 1883, с. 450; и т. п.). Именно поэтому в обряде опахивания селения, совершаемом при падеже скота, могут носить медвежью голову (Зеленин, 1914— 1916, с. 1204); характерно, что в качестве ее функционального эквивалента в других местах фигурирует икона св. Власия, также соотнесенного с Волосом (Максимов, XVII, с. 57; Максимов, XVIII, с. 269, примеч. 1; Снегирев, 1861; Снегирев, III, с. 156; Снегирев, 1831—1834, IV, с. 103; Терещенко, VI, с. 40; Афанасьев, I, с. 566, 696—697; Диттель, 1898, с. 205; А. Иванов, 1900, с. 113—114; Ал. Попов, 1883, с. 115; Ал. Попов, 1883а, с. 93; Зеленин, 1914—1916, с. 744, 960); данный обряд к тому же и может быть приурочен ко дню св. Власия (Терещенко, VI, с. 38; И. Сахаров, VII, с. 12; Думитрашков, 1876, с. 50; Чичеров, 1957, с. 224), ср. также упоминание св. Власия в обрядовой песне, исполняемой при опахивании селения (Бессонов, VI, с. 47, № 548; Городцов и Броневский, 1897, с. 188; Журавлев, 1979, с. 115—116). Вместе с тем в аналогичной функции может выступать при опахивании селения и икона Николы (Городцев и Броневский, 1897, с. 187).

Амулеты из медвежьей головы, а также медвежьих лап и медвежьей шерсти повсеместно рассматриваются вообще как средство, призванное охранить скот и способствовать его размножению (Добровольский, 1897, с. 378; Зеленин, 1914—1916, с. 163, 751; Зернова, 1932, с. 49; Черепнин, 1929, с. 88, 92; Афанасьев, I, с. 390; Терещенко, VI, с. 38—39; ср.: Попова и Виноградов, 1936, с. 82; Шереметева, 1930, с. 64—65; Штернберг, 1936, с. 390).

В плане соотнесенности Николы с лешим (медведем) исключительно показательно представление обезногости (одноногости) и слепоте (кривизне) Николы, которое находит отражение в фольклоре. Ср., например, украинскую дразнилку, мифологическое происхождение которой не оставляет никакого сомнения: “Мыколай — хром, убьет тебя гром!” (П. Иванов, 1897, с. 72). Мотив хромоты в этом тексте не менее значим, чем мотив поражения от грома, и в сущности несет ту же информацию: хромоногость (в частности, беспятость), одноногость, безногость мифологического персонажа, как правило, содержит указание на генетическую соотнесенность со змеем (Лаушкин, 1970; Лаушкин, 1973, с. 259 110; Иванов и Топоров, 1970, с. 362; Иванов и Топоров, 1974, с. 100, 167, 223, 232; Иванов и Топоров, 1975, с. 56—57, 58—59, 68; Топоров, 1976, с. 6).

Тем самым оба мотива данного текста находят соответствие в исходных признаках противника Бога Громовержца. Аналогичный мотив (хромота Николы) может быть усмотрен и в вологодской “Легенде об иконе Николая Чудотворца”, где говорится о том, как поотпиливает ноги у иконы Николы, чтобы заставить ее остаться на прежнем месте (поскольку икона эта дважды перед тем уходила на новое место); в наказание за это попа поражает слепота, от которой он спасается покаянием; после покаяния на иконе оказались ангелы, написанные масляными красками (Гос. музей этнографии, фонд Тенишева. Вологодская губерния, разд. Ж, п. 243;

Соотнесенность лешего с Волосом прослеживается в целом ряде аспектов. Знаменательно, в частности, следующее поверье (зафиксированное в Вятской губернии), где именно леший заменяет Волоса в функции противника Бога Грозы: “Если от молнии разорвет дерево или загорится что-нибудь, то верят и говорят, что тут скрывался „лесной" или „он"” (Зеленин, 1914—1916, с. 412), или сибирская легенда о борьбе Ильи-пророка с лешим: леший шьет шубу, а Илья пускает в него громовую стрелу: “деревину ращепило на кусочки, а лешак увернулся и убег с шубой” (Макаренко, 1913, с. 98—99; о ритуальном значении шубы в связи с культом Волоса см. специально ниже, § III.5.4). Не менее характерно представление лешего в образе золотого (или медного, бронзового) человека, которое объясняется ввиду соотнесенности Волоса с золотом (см. об этом выше, § III.3.1); это же представление может быть усмотрено и в образе красного лешего, которого призывают при гадании (как уже неоднократно упоминалось выше, красный цвет может фигурировать как заменитель золотого).

Образ лешего с золотыми рожками (Макаров, I, с. 13: Афанасьев, II, с. 332) находит соответствие в представлении о золотых рожках на голове змеиного царя (Афанасьев, II, с. 544— 545; Богданович, 1895, с. 33; ср.: Шейн, III, с. 486). Леший-деньгоносец, из носа которого сыпятся деньги (Древлянский, 1846, с. 8; Добровольский, 1908, с. 8; Афанасьев, I, с. 93—94; ср. также; Афанасьев, II, с. 344, 372, 544; Шейн, III, с. 308), ближайшим образом соответствует змею-деньгоносцу (о котором см. выше, § III.3.1): о неожиданно разбогатевшем человеке говорят, что ему змей таскает деньги (см., например: Максимов, XVIII, с. 231, примеч. 1; ср. также экскурс XV) либо что он подружился с лешим (Афанасьев, I, с. 94).

Целебные свойства хвойных деревьев были известны еще далеким нашим предкам. Ель и сосна, пихта и лиственница, можжевельник - ни одну "колючку" знахари вниманием не обходили! Но мы хитроумных снадобий готовить не будем - только чаи)

1. Витаминный напиток из хвои

Замечательное витаминное средство. Рекомендуется как при заболеваниях, так и в качестве профилактического средства, особенно при авитаминозе, цинге; воспалительных и простудных заболеваниях; после тяжелой болезни, операций; истощении, упадке сил, малокровии. Напиток рекомендуется принимать короткими курсами (4-5 дней) по одному стакану (250 мл) в день. Между курсами следует делать перерывы не менее 2-3 дней.


Иное дело, когда контакт с параллельным миром ритуально регламентирован. В этом случае сидение человека на пне обеспечивает достижение им желаемой цели: «... сидит пастух на осиновом пне, а перед ним целая артель врагов, а посередине один такой большой-болыной.

Лесовой ему, подумавши, и говорит: “Бери вот этого, кривого, он тебе послужи”» [18], т.е. поможет пасти в лесу коров в соответствии с заключенным договором.
С воззрениями на пень сопоставимы представления о колоде/колоди- не, и прежде всего о вырванном с корнями дереве или о толстом стволе упавшего дерева. Обильный такими колодами, заваленный буреломом лес, именуясь колодливым, колодистым, символизирует царство смерти. В контекст, определяемый подобным лесом, наиболее органично вписывается леший, в чьем образе есть признаки и предка, и покойника: «... дядька, - говорит, - болыпущий-болыпущий.

Народная пословица гласит: «В лес не съездишь, так и на печке замерзнешь»; «Не хочешь холоду, полюбишь лес смолоду» - вторит ей другая. У хорошего хозяина всегда был запас топлива на два, на три года, а то и больше. Дрова, аккуратно уложенные в поленницы, за это время высыхали настолько хорошо, что в печи быстро загорались и выделяли при горении много жару. Те же, кто не имел запаса дров, вынуждены были топить печь «сырником», то есть дровами из свежесрубленных деревьев. Такие дрова с трудом разгорались и горели как бы нехотя, дымили, а порой и гасли: так что особого тепла от них ждать не приходилось. Большинство сельских хозяев все же заготавливали дрова вовремя и впрок. Мало того, заготовку дровяного топлива производили в определенное время года. Считалось, что начинать валить лес на дрова надо с середины осени, когда множество лиственных деревьев расстались со своей листвой и приготовились к зимней спячке.